Переводы Евгения Раевского
Переводы с древнеримского
Марк Саллюстий Лукан
Из «Римских оргий»
1
Близ римских заветных холмов,
Где рощи богини Дианы,
Где мягкой травы покров,
Там ищет Любовь обманы,
Там женский не ведом стыд,
Там все до смешного просто:
Матрон обнаженный вид
И крик удалого тоста.
Природой хмельны тела,
Плеск плоти сильней морали,
Невинность во мне была,
Но в роще ее украли.
2
Ласкаясь о свое воображенье,
Не думай о покинутом герое.
Что, холодно? Не греет в сердце жженье?
Не в радость платья модного покроя?
Слывешь для всех невестою богатой,
А по ночам не спишь и плачешь горько…
Любовь не измеряется в каратах,
Не думает, чем ей платить и сколько.
3
Меня изгнали отовсюду –
Я очень ветреным прослыл,
Бог Вакх общал с вином, как с чудом,
Вселял в меня горячий пыл.
У ног бесчувственных красоток
Хмельную юность расточал,
А говорят, что был я кроток
В начале всех своих начал.
Теперь, гонимый, ненавистный,
Считаю, сколько задолжал,
Как виноград, гнию и кисну
И на судьбу точу кинжал.
4
Ах, ах, зачем так много мне мужчин?
Все только лгут и грезят о победах.
Мне б одного, чтоб не было причин
Остаться в блудных помыслах и бедах.
Плутует плоть. О, молодость, уймись!
Где ж тот единственный и любящий навеки,
Ласкающий не только грудь, а веки,
Закрывшие мой взгляд на эту жизнь…
В бесстыдных оргиях никто и не заметит,
Что я вообще жила на этом свете…
Переводы с японского
Среди цветов всегда легко –
В цветах заботы покидают.
Ручей – как вечный праздник,
Шум ручья всех радует и дразнит.
Благословенной саффоры соцветья
Особой музыкой влетают в цвет весны.
Любимой женщине
Я подарил свою поэзию любви,
Она пришла ко мне в твоем обличье…
Переводы с эрзя-мордовского
Павел Любаев. Сосна и улитка
(Лирическая сказка)
В лесу бушевала буря,
Содеяла много бед.
Тут словно сраженье фурий
Оставило странный след.
Свалил ураган деревья,
Сорвал кружева листвы,
Единственной жить осталась
В овраге одна сосна.
Смолистой слезой сияла –
Жалела друзей она.
Прикрыли сосну от бури
Сраженных дерев тела,
Чтоб долго в ее фигуре
Спасенная жизнь цвела…
Из складок коры улитка
Вдруг шепчет сосне слова:
«А все ж без меня ты зыбка,
Средь бури стоишь ты едва».
В ответ улыбнулись травы,
Зажглись пестротой цветы.
Быть может, не для забавы
С улитками лес на «ты».
Павел Любаев.
Памятник Пугачеву в Саранске
Посопская горка в Саранске, и вдруг –
Глаза Пугачева. Невольный испуг
В сердцах, созерцающих зримую быль.
Повсюду легендой здесь дышит ковыль.
Стоит на старинной вершине, маня,
Хмельной Емельян, словно слезший с коня,
И думает, как в этот город войти,
Врагам пугачевским отрезав пути.
Но хмуростью зрят атамана глаза,
В них боль и досада, огонь и гроза.
Разросся град, крепок, уверенно смел.
Молчит псевдоцарь и бледнеет, как мел.
Он вспомнил то место, где с грустью ему
Мордовка-мокшанка, разверзнув суму,
Пурпурное яблоко бросила вслед,
Сквозь скорбную клетку – видалицу бед.
Когда-то, себя объявляя царем,
Не думал Емеля, что мир так мудрен,
Что вместо свободы ему палачи
Зажгут фитилек предсмертельной свечи…
Теперь же он – памятник древним страстям.
Цени – не цени град Саранск по частям,
Осталось лишь помнить, как эта земля
Встречала его, ликованьем звеня,
И стала свободной для русских, татар,
Мордвы и башкиров. Пусть он, как Икар,
Неистово бил об свободу мечты –
Господь всем судья средь земной суеты.
Живет Емельян на мордовской земле
В легендах, сказаньях, во всяком уме.
В Саранске есть дом, где багрянится флаг.
Имеет цвет яблока солнечный стяг, –
Того, что однажды мордовка ему
Бросала сквозь грозную клетку-тюрьму…
Посопская горка, стоит Емельян;
Нет, мне показалось, он вовсе не пьян.
Довольство в лукавых и буйных глазах…
В огнях древний город, как в светлых слезах.