ОтзывыМонография Е.С. Роговера«Больше чем поэт» Статьи и рецензии Поэтические посвящения, пародии, эпиграммы Отзывы читателей |
«Назовите меня по имени»
Наш с вами современник Евгений Павлович Раевский – поэт, что называется, до мозга костей «питерский», или, если выражаться поизысканней, – поэт северо-пальмирский. И ярким подтверждением этого является третий сборник стихотворений Е. Раевского «Любовь моя – волшебное дитя», только что вышедший в издательстве «Русколань».
Свой я в доску, незалётный,
Петербургский воробей.
Мне не ведом Запад льготный –
Многоцветный лицедей.
Мыл меня дождями Север,
Редким солнцем согревал…
Так автор заявляет о себе и о своей привязанности ко граду Петра. Муза Раевского глубоко патриотична, высоко гражданственна. Автор находит новые незаемные, порой неожиданные краски для того, чтобы подчеркнуть неповторимость нашего города, его русско-античную единственность:
Когда нежнеют отблески заката
На коромыслах арок и мостов,
Я слышу воробьиные стаккато,
Что питерцу понятны и без слов…
Или:
Верлибры волн, жестокости ветров,
Бестактности короткого цветенья,
Жасмина лепестки под влажной тенью –
Средь ночи белой мёрзнет град Петров…
Причудливые словесные кружева, эффектные неологизмы, яркая и сочная изобразительная палитра, густой культурный слой, тяга и к античности, и к современности одновременно – вот далеко не полный перечень того, что удивляет и подкупает меня как читателя в творчестве этого поэта с декабристской фамилией.
Если, скажем, принять за точку отсчета то, что поэзия – древо, то ветвь творчества Евгения Раевского на этом древе качается, лиственеет и плодоносит рядом с ветвями таких поэтов, как Дмитрий Веневитинов, Максимилиан Волошин, Валерий Брюсов, Игорь Северянин, Всеволод Рождественский и Владимир Соколов. Певец любви и печали, восторженный поклонник красоты вообще и женской, в частности, Раевский задает простыми словами почти космический вопрос:
Зачем средь холода и тьмы
Светила женская улыбка?
И, как бы подтверждая то, что его строка: «Я поэт – не словесный оборотень» не случайна, автор не сворачивает со своего пути и говорит о любимой женщине не только сострадательно, но и сопереживательно и созидательно-решительно, дабы помочь ей в горькие минуты сомнений или растерянности:
Глубины глаз твоих печальны,
Но отмечтать не смеет взгляд…
Думаю, что в октябре 1995 года Евгению Павловичу Раевскому не зря была присуждена юбилейная Есенинская медаль: любовь к поэзии Есенина у Раевского искренна, органична, уважительна. «Над книгою твоей – объятья света», – как бы обращается к Есенину поэт.
Мне, безусловно, импонирует в творчестве Раевского ощущение слова на вкус, цвет и запах. Его стихи – не вымученное рукоделие, они – живые. И нередко удивляет почти языческое, ликующее неистовство наполнения строф плотной поэтической, живописной информацией, когда любое слово можно почти физически потрогать руками, подержать на ладони, ощущая сопротивление материала:
Неискренний вокал вечерней птицы,
Назойливы объятья духоты,
В безветрие вонзаются цветы
И просят у прохожего напиться…
Да, автор, несомненно, чувствователь русского языка. Отмечая незаурядную мастеровитость поэта, его музыкальность, умение находить верные звуковые аранжировки тех или иных произведений, нельзя не заметить тяги автора и к философским обобщениям, к задушевной подкупающей откровенности:
Спор с Нелюбовью – верх страданий…
Отрадно то, что и в своих так называемых философских стихах Евгений Раевский не ограничивается созерцательно-потребительской поэзией, отнюдь: его муза – наступательна, обличительна, бичующа:
Лишь подлостью богатые глупцы
Жгут храмы, где молились их отцы.
И душа, и сердце поэта отданы весне: для предвесенья и для вешних дней автор припас своеобычные, незаёмные, убедительные краски:
Улыбнулась и скрылась весна,
Увлажнённые снеги лютуют…
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
Слышу тёплое мужество в звуках…
Явный приверженец и классического, и вольного сонета, Евгений Раевский никогда не забывает о том, что краткость – сестра таланта, и дарит нам, читателям, то любопытнейшее четверостишье, а то и вовсе нерифмованное двустишье:
Цветы не лгут, они – пророки,
В них нет болтливости людей.
Нерифмованные двустишья… Я вообще нигде раньше не встречал ничего подобного, за исключением, разве что, недавно вышедшей в Москве книжки нерифмованных трехстиший Владимира Быкадорова «Жёлуди» и сборника трехстиший питерского поэта Сергея Скаченкова «В последних отблесках любви», редактором которого, кстати, я и являюсь…
Думается, что ни Дмитрий Веневитинов, ни Игорь Северянин, как и мы, современные читатели, не прошли бы мимо таких изысканно-ёмких слов Раевского:
Закат, опрокинутый в русло реки,
Горит мандариновым цветом.
Весенней мечте и мольбам вопреки,
Дышу обмороженным летом.
Нервозные звёзды пронзают порой
Смешные скопленья тумана…
Видимо, на эту книгу будет написано немало рецензий, будут вестись полемические баталии, ибо многое в книге необычно, спорно подчас. Но ведь это и будет интересным – пусть спорят критики, ибо в спорах рождается Её Величество Истина. Сам же, ни в коей мере не претендуя на роль завзятого рецензента, считаю эту свою небольшую заметку просто читательским откликом на новую книжку стихов члена Международной ассоциации писателей Евгения Раевского.
От всей души поздравляя своего товарища по перу и поэтическому цеху с новой творческой удачей, я, тем не менее, хотел бы призвать его к новой кропотливой работе над крупными поэтическими формами. Запас его мастеровитости обязательно должен вылиться в эпические полотна: баллады, поэмы, легенды, сказки, «отторгая сатанизмы безумного дня», созидая новые духовные ценности, которые должны становиться и нашим достоянием.
Сергей МАКАРОВ, член РМСП, член СП России